FYI

О скрытной быстротечности жизни

Не столь поспешно острая стрела  
Стремится в цель угаданную впиться  
И в онемевшем цирке колесница  
Венок витков стремительных сплела, 
Чем быстрая и вкрадчивая мгла  
Наш возраст тратит. Впору усомниться,  
Но вереница солнц - как вереница  
Комет, таинственных предвестниц зла. 
Закрыть глаза - забыть о Карфагене?  
Зачем таиться Лицию в тени,  
В объятьях лжи бежать слепой невзгоды? 
Тебя накажет каждое мгновенье:  
Мгновенье, что подтачивает дни,  
Дни, что незримо поглощают годы.  (Пер. П. Грушко)

Перевод В. Резниченко

Просвещенные люди XVII и XVIII веков презрительно усмехались, встречая ими Ронсара: его стихи казались им образцами дикости и безвкусия. Века большой философии и мелкого философствования, века возвышенных страстей, строгого этикета и париков не способствовали развитию поэтической стихии.

Романтики «открыли» Ронсара; и теперь, если спросить француза, любящего поэзию, кого он считает лучшим поэтом своей страны, он, может быть, назовет Гюго, а может быть, и Ронсара.

(Русский ценитель поэзии, если ему поставят подобный вопрос, не колеблясь назовет Пушкина, литературный подвиг которого беспримерен: не прожив и сорока лет, он позволил русской поэзии наверстать потерянные века — он совместил в себе и то, что открыл Франции Ронсар, и то, что дали ей поэты классицизма, и то, что принес ей Гюго.)

Для французов группа поэтов XVI века, назвавшая себя «Плеядой», была началом национальной поэзии, утверждением силы родного языка, торжеством разума над средневековой схоластикой и лирики над рифмованными наставлениями.  ( Read more... )

Вольный перевод с французского С.Я. Бронина 

О, как вы к женщинам жестоки за их приверженность к грехам!..
Но неужель не ясно вам, откуда женские пороки?

Из женщин - символ суеты не ваше ль делает искусство?
Но, разбудив в них злые чувства, вы требуете доброты.

В ход средство пустите любое, и ваше рвенье победит, -
но тут вы сделаете вид, что крепость вам сдалась без боя.

Вы собственных страстей своих пугаетесь, как свиста плети...
Вы сказки любите, как дети, как дети, вы боитесь их.

Нужна вам в женщине любимой (таков уж ваш мужской девиз)
смесь восхитительной Таис с Лукрецией непогрешимой.

Ваш нрав для вас - источник мук: как вам бывает неприятен
на зеркале вид грязных пятен от ваших же нечистых рук!

И страсти и пренебреженья равно вы признаете власть:
презренье вам внушает страсть, а страсть внушает вам презренье.

Честь женщины вам не важна; вы мерите мужскою меркой:
строга - зовете лицемеркой и ветреной - когда нежна.

И судите напропалую нас всех за всякую вину:
за бессердечие - одну, за легкомыслие - другую.

Но где же та, что вас пленит, затеяв с вами бой по праву,
коль вам суровость не по нраву, а легкомыслие претит?

Меж вашей пылкостью и скукой лишь та уверенно пройдет,
в ком нет любви, но есть расчет в союзе с Евиной наукой.

А тем, кто любит вас, увы, любовь всегда ломает крылья...
Над их душой свершив насилье, от них прощенья ждете вы.

Но кто достойней осужденья в бесплодно-горестной борьбе:
та, что доверилась мольбе, иль тот, кто расточал моленья?

И кто познает горший стыд (пусть даже оба виноваты):
та, что грешит и ждет расплаты, иль тот, кто платит и грешит?

Вы не ищите оправданья своей вины в устах молвы:
такими сделали нас вы - любите ж ваших рук созданье.

Коль мните вы, что ни одна не устоит пред вашим взором,
зачем клеймите вы позором ту, что без меры влюблена?

Но пусть в союзе с вами плоть, тщета мирская, силы ада -
в самой любви для вас преграда, и вам любви не побороть!

Есть тайна у меня: я неумна
(Хотя об этом мало кто не знает):
Слаб разум, эрудиция скудна.
Богатство языка меня спасает.

Раскован и причудлив мой язык,
Свободно вхож в любые лексиконы.
Он обгоняет мысли, он привык
Вслед за собой тащить их непреклонно...

Я знаю, что душою он циркач,
Влюблённый в реготание галёрки
(Патлатый Рыжий бьёт квадратный мяч,
В коньяк Джентльмену капает касторки...)

В полемике - контактный каратист
(Ороговел за годы тренировки),
Партнёра выбирает как таксист:
Пред жмотом не допустит остановки...

Я знаю ахиллесову пяту
Своих речей, расхваленных спесиво:
Бывает изредка "позыв на красоту",
Но не умею говорить красиво.

Язык мой - график, иногда - гравёр.
Умеет - шаржи, сиречь, эпиграммы.
Но недоступен цветовой узор,
Убог пейзаж и нету панорамы...

... Нашла же темочку: язык болтливый свой.
Такой трактат - и всё ему, злодею...
Другие хвалятся душой и головой,
А я - единственным, чем я владею...

© Татьяна Путинцева

              Habent sua fata libelli...


Я не горжусь, что светлым вдохновеньем
С рожденья Бог меня благословил,
Что душу выражать Он дал мне песнопеньем
И мир фантазии мечтам моим открыл:-

Я не горжусь, что рифмой, звуком, словом
Я чувство, мысль и страсть умею облекать;
Что юныя сердца под робким их покровом
Могу я песнею моею взволновать:-

Я не горжусь, что с лестью и хвалою
Мне свет внимал, рукоплескал порой,
Что жены русския с улыбкой и слезою
Твердят, сочувствуя, стих задушевный мой!    ( Read more... )

Сквозь дикий грохот катастроф
Твой чистый голос, милый зов
Душа услышала когда-то...

Нет, не понять, не разгадать:
Проклятье или благодать,-
Но петь и гибнуть нам дано,
И песня с гибелью - одно.
Когда и лучшие мгновенья
Мы в жертву звукам отдаем -
Что ж? Погибаем мы от пенья
Или от гибели поем?

А нам простого счастья нет.
Тому, что с песней рождено,
Погибнуть в песне суждено...

                * * *

Мое беспечное незнанье
Лукавый демон возмутил,
И он мое существованье
С своим на век соединил.
Я стал взирать его глазами,
Мне жизни дался бедный клад,
С его неясными словами
Моя душа звучала в лад.
Взглянул на мир я взором ясным
И изумился в тишине;
Ужели он казался мне
Столь величавым и прекрасным?
Чего, мечтатель молодой,
Ты в нем искал, к чему стремился,
Кого восторженной душой
Боготворить не устыдился?
И взор я бросил на людей,
Увидел их надменных, низких,
Жестоких ветреных судей,
Глупцов, всегда злодейству близких.
Пред боязливой их толпой,
Жестокой, суетной, холодной,
Смешон глас правды благородный,
Напрасен опыт вековой.
Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы вольный клич!
Стадам не нужен дар свободы,
Их должно резать или стричь,
Наследство их из рода в роды -
Ярмо с гремушками да бич.

Во цвете пылких, юных лет
Я нежной страстью услаждался;
Но ах! увял прелестный цвет,
Которым взор мой восхищался!
Осталась в сердце пустота,
И я сказал: «Любовь — мечта!»

Любил я пышность в летах зрелых,
Богатством, роскошью блистал;
Но вместо счастья, дней веселых,
Заботы, скуку обретал;
Простился в старости с мечтою
И назвал пышность суетою.

Искал я к истине пути,
Хотел узнать всему причину,—
Но нам ли таинств ключ найти,
Измерить мудрости пучину?
Все наши знания — мечта,
Вся наша мудрость — суета!        ( Продолжение )

Я чувствую, во мне горит
Святое пламя вдохновенья,
Но к темной цели дух парит...
Кто мне укажет путь спасенья?
Я вижу, жизнь передо мной
Кипит, как океан безбрежной...
Найду ли я утес надежный,
Где твердой обопрусь ногой?
Иль, вечного сомненья полный,
Я буду горестно глядеть
На переменчивые волны,
Не зная, что любить, что петь?

Открой глаза на всю природу,-
Мне тайный голос отвечал,-
Но дай им выбор и свободу,
Твой час еще не наступал:
Теперь гонись за жизнью дивной
И каждый миг в ней воскрешай,
На каждый звук ее призывный -
Отзывной песнью отвечай!
Когда ж минуты удивленья,
Как сон туманный, пролетят
И тайны вечного творенья
Ясней прочтет спокойный взгляд,-
Смирится гордое желанье
Весь мир обнять в единый миг,
И звуки тихих струн твоих
Сольются в стройные созданья.

Не лжив сей голос прорицанья,
И струны верные мои
С тех пор душе не изменяли.
Пою то радость, то печали,
То пыл страстей, то жар любви,
И беглым мыслям простодушно
Вверяюсь в пламени стихов.
Так соловей в тени дубров,
Восторгу краткому послушный,
Когда на долы ляжет тень,
Уныло вечер воспевает
И утром весело встречает
В румяном небе светлый день.

Я не могу понять, как можно ненавидеть
Остывшего к тебе, обидчика, врага.
Я радости не знал — сознательно обидеть,
Свобода ясности мне вечно дорога.

Я всех люблю равно любовью равнодушной,
Я весь душой с другим, когда он тут, со мной,
Но чуть он отойдет, как, светлый и воздушный,
Забвеньем я дышу — своею тишиной.

Когда тебя твой рок случайно сделал гневным,
О, смейся надо мной, приди, ударь меня:
Ты для моей души не станешь ежедневным,
Не сможешь затемнить — мне вспыхнувшего — дня.

Я всех люблю равно любовью безучастной,
Как слушают волну, как любят облака.
Но есть и для меня источник боли страстной,
Есть ненавистная и жгучая тоска.

Когда любя люблю, когда любовью болен,
И тот — другой — как вещь, берет всю жизнь мою,
Я ненависть в душе тогда сдержать не волен,
И хоть в душе своей, но я его убью.