FYI

На картине в центре комнаты изображена в профиль молодая девушка перед открытым окном. На переднем плане находится стол, на котором в складках скатерти стоит ваза с фруктами. Взгляд девушки обращён на письмо, которое она держит в руке, её лицо отражается на оконном стекле. Как показала рентгенограмма, занавес на правом крае картины появился позднее, скрыв изображённого там изначально купидона. В картине ощущается скрытый эротический подтекст. Так, яблоки и персики в фруктовой вазе являются намёком на  грехопадение Адама и Евы. Открытое окно трактуется как желание вырваться из замкнутого помещения.

                    * * *

Сапфиры, изумруды и алмазы
и прочие земные самоцветы:
карбункул, аметист, отрадный глазу,
гелиотроп, восьмое чудо света,
рубины, гиацинты и топазы –
прекрасны, вне сомненья, но при этом
их блеск изысканный померкнет сразу
в сравненье с милой донной, мной воспетой.
Она сияньем со звездою схожа,
премногой добродетелью гордится,
а улыбнется – станет столь пригожа,
что роза красотой ее затмится!
Весельем жизнь ее наполни, Боже,
и славу тем умножь ее сторицей!

О скрытной быстротечности жизни

Не столь поспешно острая стрела  
Стремится в цель угаданную впиться  
И в онемевшем цирке колесница  
Венок витков стремительных сплела, 
Чем быстрая и вкрадчивая мгла  
Наш возраст тратит. Впору усомниться,  
Но вереница солнц - как вереница  
Комет, таинственных предвестниц зла. 
Закрыть глаза - забыть о Карфагене?  
Зачем таиться Лицию в тени,  
В объятьях лжи бежать слепой невзгоды? 
Тебя накажет каждое мгновенье:  
Мгновенье, что подтачивает дни,  
Дни, что незримо поглощают годы.  (Пер. П. Грушко)

Перевод В. Резниченко

Просвещенные люди XVII и XVIII веков презрительно усмехались, встречая ими Ронсара: его стихи казались им образцами дикости и безвкусия. Века большой философии и мелкого философствования, века возвышенных страстей, строгого этикета и париков не способствовали развитию поэтической стихии.

Романтики «открыли» Ронсара; и теперь, если спросить француза, любящего поэзию, кого он считает лучшим поэтом своей страны, он, может быть, назовет Гюго, а может быть, и Ронсара.

(Русский ценитель поэзии, если ему поставят подобный вопрос, не колеблясь назовет Пушкина, литературный подвиг которого беспримерен: не прожив и сорока лет, он позволил русской поэзии наверстать потерянные века — он совместил в себе и то, что открыл Франции Ронсар, и то, что дали ей поэты классицизма, и то, что принес ей Гюго.)

Для французов группа поэтов XVI века, назвавшая себя «Плеядой», была началом национальной поэзии, утверждением силы родного языка, торжеством разума над средневековой схоластикой и лирики над рифмованными наставлениями.  ( Read more... )

Вольный перевод с французского С.Я. Бронина