FYI

Обходя разложенные грабли, ты теряешь драгоценный опыт...

По свидетельству современников, Кристина Россетти (1830-1894) была наделена той строгой одухотворенной красотой, которая говорит о достоинстве и внутренней силе. Это подтверждает и портрет, выполненный ее братом - поэтом и живописцем Данте Габриелом Россетти. Об этом свидетельствует и ряд неординарных поступков, которые совершила эта женщина. Дважды получала она предложение руки и сердца - и дважды накануне свадьбы решительно разрывала помолвку. Не обращая внимания на пересуды, она открыто помогала падшим женщинам, а во время Крымской войны работала сестрой милосердия в госпитале, ухаживала за ранеными. В последние же годы жизни, будучи тяжело больна, Кристина Россетти стала фактически затворницей, полностью посвятила себя Богу. 

Что мне отдать небесному Отцу?
Будь я пастух, я б отдала овцу.
Будь я мудрец, я отдала бы слово…
Могу отдать лишь сердце. Я готова.

Мои птицы - на ветках, а бусы - на нитках. Живу.
Все сама обнародую, опережая молву.
В желто-сером метро, по тоннелям, где вечная ночь,
Улетаю в коробке вагонной от прошлого прочь.
Или просто проспектом лечу нараспашку, плыву,
Продолжаю движение, в общем, и значит - живу.
Подземельного плена сдвигаются двери, звеня...
Может этот, похожий на Леннона, вспомнит меня?
Он ведь тоже живет  в этом пестром громоздком раю,
В толчее затерявшем куда-то улыбку мою...
Рядом старый китаец игрушки свои продает -
Соловей императора в желтой ладони поет.
И поет свои песни чилиец, одетый пестро,
Механической птицей на желтой скамейке метро.
Репродуктор бормочет по-русски, - я, стало быть, сплю,
И немножко пою, и губами во сне шевелю,
И, проснувшись, услышу свой шепот, свой крик и свой плач,
В опустевшем вагоне катящийся гулко, как мяч,
В грандиозной ночной мышеловке с глазами витрин:
"We all live in a yellow submarine..."