FYI

                    * * *

Сапфиры, изумруды и алмазы
и прочие земные самоцветы:
карбункул, аметист, отрадный глазу,
гелиотроп, восьмое чудо света,
рубины, гиацинты и топазы –
прекрасны, вне сомненья, но при этом
их блеск изысканный померкнет сразу
в сравненье с милой донной, мной воспетой.
Она сияньем со звездою схожа,
премногой добродетелью гордится,
а улыбнется – станет столь пригожа,
что роза красотой ее затмится!
Весельем жизнь ее наполни, Боже,
и славу тем умножь ее сторицей!

О скрытной быстротечности жизни

Не столь поспешно острая стрела  
Стремится в цель угаданную впиться  
И в онемевшем цирке колесница  
Венок витков стремительных сплела, 
Чем быстрая и вкрадчивая мгла  
Наш возраст тратит. Впору усомниться,  
Но вереница солнц - как вереница  
Комет, таинственных предвестниц зла. 
Закрыть глаза - забыть о Карфагене?  
Зачем таиться Лицию в тени,  
В объятьях лжи бежать слепой невзгоды? 
Тебя накажет каждое мгновенье:  
Мгновенье, что подтачивает дни,  
Дни, что незримо поглощают годы.  (Пер. П. Грушко)

Перевод В. Резниченко

Просвещенные люди XVII и XVIII веков презрительно усмехались, встречая ими Ронсара: его стихи казались им образцами дикости и безвкусия. Века большой философии и мелкого философствования, века возвышенных страстей, строгого этикета и париков не способствовали развитию поэтической стихии.

Романтики «открыли» Ронсара; и теперь, если спросить француза, любящего поэзию, кого он считает лучшим поэтом своей страны, он, может быть, назовет Гюго, а может быть, и Ронсара.

(Русский ценитель поэзии, если ему поставят подобный вопрос, не колеблясь назовет Пушкина, литературный подвиг которого беспримерен: не прожив и сорока лет, он позволил русской поэзии наверстать потерянные века — он совместил в себе и то, что открыл Франции Ронсар, и то, что дали ей поэты классицизма, и то, что принес ей Гюго.)

Для французов группа поэтов XVI века, назвавшая себя «Плеядой», была началом национальной поэзии, утверждением силы родного языка, торжеством разума над средневековой схоластикой и лирики над рифмованными наставлениями.  ( Read more... )

Вольный перевод с французского С.Я. Бронина 

In May 1928, Miró travelled from Paris to the Netherlands and included the Rijksmuseum in his itinerary. He also took two home two postcards, which were colour reproductions of paintings from the Rijksmuseum collection: The lute player by Hendrick Martensz. Sorgh (1661) and Children teaching a cat to dance better known as The dancing lesson by Jan Havicksz. Steen (c. 1660-1679). Both paintings feature a musician, surrounded by one or more listeners, a cat and a dog. In the Dutch interiors, the scenes undergo a complete metamorphosis, as Miró captures these figures in his own surreal fantasy world.  In summer 1928, during a visit to his studio on the family farm Montroig in Catalonia, Miró drew inspiration from these two picture postcards, creating the three paintings later entitled Dutch interiors. Rather than working spontaneously as he usually did, he prepared an extensive series of sketches and drawings. The paintings are currently part of the collections of the Museum of Modern Art (New York), the Peggy Guggenheim Collection (Venice) and the Metropolitan Museum of Art (New York). The postcards, sketches and drawings were donated by Miró to the Museum of Modern Art and the Fundació Joan Miró (Barcelona) in the seventies.