![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
python_regiusVia ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
copperkettle78
(via danwebs at schizophrenia.com news forum )
Using Imaging to Look at Changes in the Brain - New York Times, September 15, 2008
(Нэнси Андреасен - нейробиолог и психиатр из Университета Айовы.) .
Внимание доктора Нэнси Андреасен сфокусировано на больших вопросах. Нейробиолог и психиатр из Университета Айовы, с помощью МРТ она спрашивает у природы: "что отличает нервную систему плодовитых творцов от остальных людей? Каковы физиологические отличия мозга душевнобольных?" Почти два десятилетия продолжается её исследование, в ходе которого отслеживаются долговременные изменения, происходящие в мозге. Во время её летнего визита в Нью-Йорк у нас состоялся трехчасовой разговор, отредактированная версия которого предложена читателю
Вопрос: Как вы стали психиатром?
Ответ: Я была профессором английского языка в начале 1960-х. Опубликовала книгу о Джоне Донне. Потом, в 1964, я родила своего первого ребёнка и едва не скончалась от послеродовой инфекции - той самой, что за долгие века до открытия антибиотиков успела унести жизни миллионов женщин. Выздоровев, я поняла, что мне заново дарована жизнь, и сознание этого заставило меня всё в этой жизни переосмыслить. Я решила оставить исследования литературы и снова сесть за парту, чтобы стать доктором.
С самого начала я знала, что желаю быть исследователем и работать с больными. Я обожаю сложные проблемы, и поэтому выбрала психиатрию - в ней путаницы побольше, чем в неврологии. А исследования мозга я выбрала потому, что мозг - самый сложный орган нашего тела. Я хотела совершить что-нибудь сравнимое по важности с открытием пенициллина, лекарства, спасшего меня.
В.: Вы стали пионером в применении визуализационных методов изучения физиологии мозга. Как к вам пришла идея использовать КТ и МРТ в качестве исследовательского инструмента?
О.: Мой первый пациент болел шизофренией. После работы с ним я захотела понять, как развивается это ужасное заболевание, как его остановить, как разработать более эффективные методы терапии. Я сразу же занялась поисками новых тестов, позволяющих оценить различные аспекты активности мозга. С помощью технологий того времени нелегко было разглядеть разницу в строении мозга. Вскрытия пациентов давали увесистую долю доступной нам информации, но мы были ограничены в её использовании, ведь её не с чем было сравнить.
Затем, в начале 1970х, появилась компьютерная томография. Сканеры позволили делать снимки мозга живых пациентов. Я немедленно оценила их потенциал. Проблемой было убедить в этом моих коллег. Компьютерная томография подразумевала радиационное облучение пациентов. Когда я обратилась в комитет по экспериментам на человеке при моей медицинской школе, то услышала: "Мы не хотим, чтобы вы подвергали пациентов воздействию радиации. Кроме того, с помощью этого метода вы всё равно ничего не узнаете". Потребовалось много времени, чтобы их убедить.
В.: Сегодня визуальные исследования являются одним из основных методов нейробиологии. Когда изменилось отношение к ним?
О.: В начале 1980х, когда на сцену вышла магнитно-резонансная томография. При прохождении МРТ пациенты не подвергались воздействию радиации, и можно было в мельчайших деталях разглядеть структуры мозга. Я решила приступить к долговременному исследованию изменений мозга с помощью этой технологии. Мы хотели узнать: является ли шизофрения нейродегенеративным заболеванием, подобно болезни Альцгеймера?
В 1989 я начала подбор испытуемых - у некоторых была шизофрения, у некоторых нет - и стала делать снимки их мозга. Что до больных шизофренией, то они попадали к нам при первом проявлении болезни, обычно в возрасте около 24 лет. В свою программу мы записали 538 человек с шизофренией. Восемнадцать лет спустя, мы всё еще ведем 305 из них.
В.: И что же вы обнаружили?
О.: Я еще не опубликовала эти данные. Но в публичных лекциях уже рассказывала о них. Важная находка заключается в том, что у больных шизофренией мозговое вещество сокращается быстрее, чем у здоровых людей из той же возрастной группы. У некоторых потеря достигает одного процента в год. Это очень много для 18-летнего периода сбора данных. И вот мы пытаемся выяснить причину. Другая наша находка - чем больше человек получал медикаментов, тем больше он потерял в объеме мозга.
В.: Как вы думаете, отчего это происходит?
О.: Ну, а как именно действуют эти лекарства? Они блокируют активность базальных ганглий. Префронтальный кортекс недополучает необходимые сигналы, отключаясь под влиянием лекарств. Это снижает психотическую симптоматику. Это также приводит к постепенной атрофии префронтальной коры.
Если бы я разрабатывала новые лекарства, я бы сменила цель. Пока что они направлены на вмешательство в химический процесс. По-моему, мы должны думать больше об анатомии и задаваться вопросом: "Какие области мозга работают ненормально у больных шизофренией?".
В.: Беспокоит ли вас возможное злоупотребление полученными данными?
О.: Поэтому я пару лет держала находку при себе - мне просто хотелось быть абсолютно уверенной. Более всего я боялась, что люди, нуждающиеся в лекарствах, перестанут их принимать.
В.: Каково глобальное значение этой находки?
О.: Вывод номер 1: следует подбирать минимально возможную дозировку лекарств, чего в настоящее время зачастую не происходит. Существует сильнейшее экономическое давление в пользу скорейшей медикализации пациента, чтобы как можно быстрее выписать его из госпиталя. Вывод 2: нам следует найти другие лекарства, действующие на иные системы и области мозга. Вывод 3: какие бы препараты не использовались, следует комбинировать их с менее медикаментозными подходами, такими как когнитивная и социальная терапия.
В.: В своём лонгитюдном долговременном) исследовании, рассматриваете ли вы нормальный процесс старения мозга?
О.: Да. Я задалась вопросом: "В какой момент завершается развитие мозга, и когда в нашем мозге начинается естественное угасание с потерей вещества?" Получен такой ответ: человеческий мозг продолжает развиваться примерно до 25 лет. Затем в течение около двух десятилетий идет стадия плато, а где-то в 45 мы начинаем терять мозговую ткань."
Но что интересно: наш мозг сокращается, но это не обязательно ведет к потере когнитивных способностей. Многие люди и в 50, и в 60, и в 70, и в 80 лет демонстрируют довольно острый ум. Я в состоянии оценить объем их мозгового вещества и сказать, что они уже довольно много потеряли по сравнению со здоровым 45-летним человеком, но их когнитивные способности нисколько не нарушены.
copperkettle78 (via danwebs at schizophrenia.com news forum )
Using Imaging to Look at Changes in the Brain - New York Times, September 15, 2008
(Нэнси Андреасен - нейробиолог и психиатр из Университета Айовы.) .
Внимание доктора Нэнси Андреасен сфокусировано на больших вопросах. Нейробиолог и психиатр из Университета Айовы, с помощью МРТ она спрашивает у природы: "что отличает нервную систему плодовитых творцов от остальных людей? Каковы физиологические отличия мозга душевнобольных?" Почти два десятилетия продолжается её исследование, в ходе которого отслеживаются долговременные изменения, происходящие в мозге. Во время её летнего визита в Нью-Йорк у нас состоялся трехчасовой разговор, отредактированная версия которого предложена читателю
Вопрос: Как вы стали психиатром?
Ответ: Я была профессором английского языка в начале 1960-х. Опубликовала книгу о Джоне Донне. Потом, в 1964, я родила своего первого ребёнка и едва не скончалась от послеродовой инфекции - той самой, что за долгие века до открытия антибиотиков успела унести жизни миллионов женщин. Выздоровев, я поняла, что мне заново дарована жизнь, и сознание этого заставило меня всё в этой жизни переосмыслить. Я решила оставить исследования литературы и снова сесть за парту, чтобы стать доктором.
С самого начала я знала, что желаю быть исследователем и работать с больными. Я обожаю сложные проблемы, и поэтому выбрала психиатрию - в ней путаницы побольше, чем в неврологии. А исследования мозга я выбрала потому, что мозг - самый сложный орган нашего тела. Я хотела совершить что-нибудь сравнимое по важности с открытием пенициллина, лекарства, спасшего меня.
В.: Вы стали пионером в применении визуализационных методов изучения физиологии мозга. Как к вам пришла идея использовать КТ и МРТ в качестве исследовательского инструмента?
О.: Мой первый пациент болел шизофренией. После работы с ним я захотела понять, как развивается это ужасное заболевание, как его остановить, как разработать более эффективные методы терапии. Я сразу же занялась поисками новых тестов, позволяющих оценить различные аспекты активности мозга. С помощью технологий того времени нелегко было разглядеть разницу в строении мозга. Вскрытия пациентов давали увесистую долю доступной нам информации, но мы были ограничены в её использовании, ведь её не с чем было сравнить.
Затем, в начале 1970х, появилась компьютерная томография. Сканеры позволили делать снимки мозга живых пациентов. Я немедленно оценила их потенциал. Проблемой было убедить в этом моих коллег. Компьютерная томография подразумевала радиационное облучение пациентов. Когда я обратилась в комитет по экспериментам на человеке при моей медицинской школе, то услышала: "Мы не хотим, чтобы вы подвергали пациентов воздействию радиации. Кроме того, с помощью этого метода вы всё равно ничего не узнаете". Потребовалось много времени, чтобы их убедить.
В.: Сегодня визуальные исследования являются одним из основных методов нейробиологии. Когда изменилось отношение к ним?
О.: В начале 1980х, когда на сцену вышла магнитно-резонансная томография. При прохождении МРТ пациенты не подвергались воздействию радиации, и можно было в мельчайших деталях разглядеть структуры мозга. Я решила приступить к долговременному исследованию изменений мозга с помощью этой технологии. Мы хотели узнать: является ли шизофрения нейродегенеративным заболеванием, подобно болезни Альцгеймера?
В 1989 я начала подбор испытуемых - у некоторых была шизофрения, у некоторых нет - и стала делать снимки их мозга. Что до больных шизофренией, то они попадали к нам при первом проявлении болезни, обычно в возрасте около 24 лет. В свою программу мы записали 538 человек с шизофренией. Восемнадцать лет спустя, мы всё еще ведем 305 из них.
В.: И что же вы обнаружили?
О.: Я еще не опубликовала эти данные. Но в публичных лекциях уже рассказывала о них. Важная находка заключается в том, что у больных шизофренией мозговое вещество сокращается быстрее, чем у здоровых людей из той же возрастной группы. У некоторых потеря достигает одного процента в год. Это очень много для 18-летнего периода сбора данных. И вот мы пытаемся выяснить причину. Другая наша находка - чем больше человек получал медикаментов, тем больше он потерял в объеме мозга.
В.: Как вы думаете, отчего это происходит?
О.: Ну, а как именно действуют эти лекарства? Они блокируют активность базальных ганглий. Префронтальный кортекс недополучает необходимые сигналы, отключаясь под влиянием лекарств. Это снижает психотическую симптоматику. Это также приводит к постепенной атрофии префронтальной коры.
Если бы я разрабатывала новые лекарства, я бы сменила цель. Пока что они направлены на вмешательство в химический процесс. По-моему, мы должны думать больше об анатомии и задаваться вопросом: "Какие области мозга работают ненормально у больных шизофренией?".
В.: Беспокоит ли вас возможное злоупотребление полученными данными?
О.: Поэтому я пару лет держала находку при себе - мне просто хотелось быть абсолютно уверенной. Более всего я боялась, что люди, нуждающиеся в лекарствах, перестанут их принимать.
В.: Каково глобальное значение этой находки?
О.: Вывод номер 1: следует подбирать минимально возможную дозировку лекарств, чего в настоящее время зачастую не происходит. Существует сильнейшее экономическое давление в пользу скорейшей медикализации пациента, чтобы как можно быстрее выписать его из госпиталя. Вывод 2: нам следует найти другие лекарства, действующие на иные системы и области мозга. Вывод 3: какие бы препараты не использовались, следует комбинировать их с менее медикаментозными подходами, такими как когнитивная и социальная терапия.
В.: В своём лонгитюдном долговременном) исследовании, рассматриваете ли вы нормальный процесс старения мозга?
О.: Да. Я задалась вопросом: "В какой момент завершается развитие мозга, и когда в нашем мозге начинается естественное угасание с потерей вещества?" Получен такой ответ: человеческий мозг продолжает развиваться примерно до 25 лет. Затем в течение около двух десятилетий идет стадия плато, а где-то в 45 мы начинаем терять мозговую ткань."
Но что интересно: наш мозг сокращается, но это не обязательно ведет к потере когнитивных способностей. Многие люди и в 50, и в 60, и в 70, и в 80 лет демонстрируют довольно острый ум. Я в состоянии оценить объем их мозгового вещества и сказать, что они уже довольно много потеряли по сравнению со здоровым 45-летним человеком, но их когнитивные способности нисколько не нарушены.