Знаком с холерой!

[python_regius]

witkowsky

Как я уже неоднократно писал, шотландская поэзия интересует меня в самом неизученном ее отрезке – приблизительно 1650–1750 годов, от смутных для всей Великобритании 1640-х годов – и до окончательного поражения войск «Бонни Чарли» (Иакова VIII) при Куллодене (1746). На этот период приходится также и творчество семьи Семпиллов, памятник бессмертному «Габби» Симпсону – и теперь главная достопримечательность городка Килбархана (к северу от Глазго); бессмертие ему подарил своей «Эпитафией» Роберт Семпилл (ок.1595–ок. 1660). Но поэтом был и его сын.

Перед нами – единственное достоверно принадлежащее перу Фрэнсиса Семпилла-младшего произведение. В оригинале оно крайне тяжело для понимания: описывается поспешное бегство лирического героя из Ренфрушира и Глазго (точнее – из Килбархана, где семья Семпиллов оставалась лэйрдами несколько столетий) на восток, в Эдинбург, ко двору герцога Олбани, будущего Иакова VII/II. Географические названия и топография Эдинбурга (а также его исторического порта, Лейта), реконструированы в переводе во всех подробностях, но опущены несколько имен собственных, давно непонятных самим шотландцам (скажем, Wynd – это дорога, ведшая из Эдинбурга в Лейт, она уничтожена в 1867 году при прокладке железной дороги). Зато использовано кое что дополнительное, что нашлось в географии и в гэльском языке.
Поэма написана сравнительно редкой формой – французской октавой, известной у нас прежде всего по «Большому завещанию» Вийона.
Заметим, что комментированного издания поэмы, насколько мне известно, не существует вообще. Я использовал текст «народного листка» (по одной версии – 1680 года, по другой – 1703).
Перевод занял у меня три года с перерывами. – Е.В.



ФРЭНСИС СЕМПИЛЛ
(ок.1616-1682)

ОБ ИЗГНАНИИ НИЩЕТЫ ЕГО КОРОЛЕВСКИМ ВЫСОЧЕСТВОМ

<На мотив «Последнего “Спокойной Ночи”»>

Я с Нищетой знаком, с холерой!
Единожды спознавшись с ней,
Получишь страхов полной мерой,
И тем тебя проймёт больней,
Чем более минует дней.
Зачем меня сей хищник мучит?
Страшусь его куда сильней,
Чем ученик – того, кто учит.

Сей враг людского рода древний
Давно имел меня в виду.
В Килбархане, – в родной деревне, –
Где Габби дул в свою дуду,
Я первый раз познал беду:
Здесь Нищета с ухмылкой хмурой
На шею вздела мне узду:
С меня процентщик снял три шкуры.

Ну, если жребий так жесток –
Я стал лелеять планы мести:
Из Глазго вигов на восток
Мы выставили честь по чести:
Я радовался этой вести,
«Спасен!» – подумал я на миг;
Но Нищета с Налогом вместе
Меня схватили за кадык.

Сей развязать отчаясь узел,
Я долго клял ростовщиков;
Но их ничем не оконфузил
А лишь набрался синяков.
Конечно же, клеветников
Я в мировом суде ославил –
Но мне Налога гнусный ков
Монеты медной не оставил.

Тут лошадь не возьмешь в наем,
Хоть и решил свалить отселе,
Но Нищета – со мной вдвоем.
Душа едва держалась в теле.
Одёр тащился еле-еле
За Колдер, – только, черт возьми,
Вновь нищета была при деле:
Трясла моими же костьми!

То вброд, а то через ограду, –
То на телеге, то пешком:
Пожалуй, лишь одну отраду
Отыщешь на пути таком:
Не жаль расстаться с кошельком!
Воруй, когда в кармане дырка!
Мы все же добрались тишком
До переправы у Фалкирка.

Где заночуешь, коль всегда
Со мной товарка дорогая?
Нас не пускали никуда,
Лохмотьями пренебрегая.
Вдруг – Каннингем! Предполагая,
Что выпить буду я не прочь,
И мы, на виски налегая,
С ним лихо скоротали ночь.

Оно приятно – вспомнить пьянку,
Да только толку ни шиша.
С подругой подлой спозаранку
Я двинул в путь, едва дыша.
Уж как ни полыхай душа –
Прочь от Литгоу*, если беден!
Но мы нагрели торгаша,
И кое-как вошли в Дун-Эдин.

Дойти до Лейта ввечеру
Мы не решились – и к постелям
Зашли в такую конуру,
Что звать ее грешно борделем.
Тут места нет высоким целям,
Гнусит Подруга на беду:
Ланкаширским надравшись элем,
Подрежь да расчеши браду!

Я вышел утром из трущобы,
И двинул к Внутренней Стене.
Не в силах скрыть кипящей злобы:
Со Спутницей наедине
Тащиться надоело мне!
Тут побежать бы без оглядки,
Но хуже сделаешь вдвойне:
Нужда тебе оттопчет пятки.

Друзья узнают ли меня,
Иль просто примут за неряху?
Но голод в середине дня
Скрутил мои кишки со страху –
Нет снисхожденья вертопраху!
Сколь вреден кошелек пустой.
Почти не помогли стомаху
Ни граф Мюррей, ни Жиль святой.

Какая гадостная штука!
Нимало не поможет всхлип,
Но ты, Подруга – просто сука!
Я выдал ей такой загиб,
Что от него почти охрип,
Скулил, переходя на стоны.
Живот к хребту давно прилип,
В мошне – давным-давно ни кроны.

К столу знакомицы-вдовы
Я призван был поосторожней.
Однако дом ее, увы,
Стоял за городской таможней:
И нет закона непреложней,
Чем тот, что именно в любви
Попасть в беду всего возможней.
Господь, вдову благослови!

Я все же очутился в Лейте,
Что крепким кофе знаменит.
Представить, господа, сумейте,
Какой открыли мне кредит:
За дверью – Спутница стоит!
Припомнил я о некой леди,
Путь Нищете туда закрыт,
Но не откажут мне в обеде.

Там я утешился вполне,
Хозяйкой к трапезе посажен.
Но помнить полагалось мне
Что не на праздник я наряжен.
Я был слугою в сад спроважен.
Где Эдинбургские врата?
А в общем – путь не столь уж важен,
Поскольку рядом – Нищета.

Я – не танцор, не забияка;
Не разумею картежа.
Мудрейший Вильям Шарп**, однако,
Внушил мне малость куража.
Не лицемер и не ханжа,
Уж он-то знал, чего я стою:
Ишь, заявилась Госпожа:
А ну покончим с Нищетою!

К Дворцу ступай, судьбу хваля,
Моли Творца о Сюзерене:
Знай, что на клумбах короля
Цветут Серебряные Пенни:
Приди туда, не зная лени,
И не ищи иных врачей.
Любые бесполезны пени,
Коль их не слышит Казначей.

Он внимет; это будет знаком –
Жди в скором будущем добра:
Ведь я – хранитель оным злакам;
Не столь уж мало Серебра
Растет средь моего двора:
Вот там тебя-то и устроим.
Подругу же твою пора
Поить серебряным настоем.

…А если получу отказ?
Не стоит он любых усилий.
Нет, Опекунша в этот раз
Пусть остается простофилей!
Что в мире Нищеты постылей!
Сбегу – и вся-то недолга!
Промчавшись Королевской Милей,
Спасусь в Аббатстве от врага!

От счастья языком зацокал,
Чуть был допущен я во двор.
Здесь я свободен, словно сокол:
Подруга, слушай приговор!
Тут не посмеет кредитор
Меня дубасить чем попало!
У лэйрдов тут светлеет взор –
Пусть в кошельках и денег мало.

Была Фортуна благосклонна,
Забуду ли об этом дне!
Благословенна будь, Мадонна!
Сам герцог Олбани*** зане
Постиг мою беду вполне!
Державные сверкнули очи –
Вслед Нищете осталось мне
Пропеть: «Прощай, спокойной ночи».

Перевод Е. Витковского

* на современной карте – Линлитгоу, но сохраняю шотландское название.
** Сэр Уильям Шарп, (ум. до 1693), «мастер над монетой» Королевского Двора при Эдинбургском казначействе
*** т. е. будущий король Иаков VII Шотландский (Иаков II Английский)

Francis Sempill
(1616?–1682)

The Banishment of Poverty by his Royal Highness, J. D. A:



Pox sa that pultron povertie,
Wa worth the time that I him saw;
Since first he laid his sang on me,
My Self from him I dought ne're draw:
His wink to me has been a Law,
He hunts me like a penny Dog,
Of him I stand far greater aw,
Than Puppil does of Pedagogue,

The first time that he met with me,
Was at a Clachan in the West.
Its name I trow Kilbarchan be,
Where Havies Drons blew many a blast,
There we Shook hands, cald be his cast,
An ill dead may that Custron die.
For there he gripped me well fast,
Where first I fell in Cautionrie.

Yet I had hopes to be reliev'd,
And fred from that foul laidly lown:
Fernier when whiggs were ill mischiev'd
And forc'd to fling their weapons down;
When we chasd them from Glasgow Town
I with that Swinger thought to graple,
But when Indemaity came down,
The laldron pow'd me by the thraple.

And yet in hopes of some relief,
A rade I made to Arinsrow,
Where they did bravely buff my beef,
And made my body black and blew:
At Justice Court I them pursue,
Expecting help by their reproof,
Indemnity made nothing due,
The D-a farthing for my loos.

But wishing that I wode ride cast,
To trote on foot I soon would tire
My Page allowed me not a beast,
I wanted gilt to pay the hire :
He and I lap o're many a syre,
He hooked me at Calder-cult
But lang or I wan to Slyps-mire,
The ragged rogue took me a Whist,

By Holin-bush and bridge of Bony,
We bicker down toward Bankier,
We fear'd no reavers for our money,
Nor whilly wha's to grip our gear;
My tatter,d Tutor took no fear,
Though we did travel in the mirk;
He thought it fit when we drew near,
To filsh a forrage at Falkirk.

No man would open me the door,
Because my Commerade stood by ;
They dread full ill I was right poer,
By my forecasten company,
Then Cunninghame did me espy.
By how and hair he hall'd me in,
And swore we should not part so dry:
Though I were striped to the Skin,

We baid all night, but lang or day
My curst companion bad me rise;
I start up soon and took my way,
He needed not to bid me twice,
Bat what to do we did advise,
In Lithgow we might not sit down,
On a Scots Groat we baited thrice,
And in at night to Edinburgh Town.

We held the Lang gate to Leith-wind,
Where poorest purses use to be;
And in the Caltown lodged syne,
Fit quarters for sick companie.
Yet the High-town I sain would see,
But that my man did me discharge.
He will'd me Blackburns Ale to prie,
And muff my beard it was right large.

The morn I ventur'd up the Wynd,
And flung'd in at the Nether-bow,
Thinking that Trooker for to tyne,
Who does me damnage what he dow,
His company he does bestow,
On me, to my great grief and pain;
Ere I the thrang could wrestle through,
The Lown was at my heels again.

I grein'd to gang on the plain stanes,
To see if Commerads wad me ken,
We twa gade paceing there our lanes,
The hungry hour 'twixt twelve and ane,
When I kend no way how to fend,
My Guts rumbl'd like a Hurle-barrow,
I din'd with Saints and Noble men,
Ev'n sweet St. Giles, and Earl of Murray,

Tykes Testment take him for his treat,
I needed not my teeth to pike,
Though I was in a cruel sweat,
He set not by, say what I like:
I call'd him Turk and traiked Tyke,
And wearied him with many a curse;
My bones were hard like a stone dyke,
No Reg. Marie was in my purse.

Kind Widow Caddel sent for me,
To dine as she did oft forsooth,
But ah! alas, that would not be,
Her house was o're near the Tolbooth.
Yet God reward her for her love,
And kindness, which I fed full found,
Most readie still for my behove,
Ere this hells hound took her in hand.

I left my Page and stour'd to Leith,
To try my credit at the wine,
But soul a drible fil'd my teeth,
He gripp'd me at the Coffee Sign,
I sta down through the Nether Wynd,
My Lady Semples house was near;
To enter there was my design,
Where Poverty durst ne're appear.

I din'd there, but I bade not lang,
My Lady fain would shelter me.
But e're alas I needs must gang,
And leave that comelie companie:
Her Lad convey'd me with a key,
Out through the Garden to the field,
Ere I the Links could graithlie see,
My Governour was at my heels.

I dought nor dance to pipe or harp,
I had no stock for Cards and Dice,
But I suir to Sir William Sharp,
Who never made his Counsel nice:
That little man he is right wise,
And sharp as any brier can be ,
He bravely gave me his advice,.
How I might poyson povertie.

Quoth he, there grows hard by the dyel,
In Hartons Garden bright and sheen,
A soveraign herb call'd Penny Royal
Whilk all the year grows fresh and green,
Could ye but gather fair and clean,
Your business would not go backward
But let account of it be seen,
From the Physicians of Exchequer;

For is that Ticket ye bring with you
Come back to me, you need not fear
For I some of that herb can give you,
Whilk I have planted this same year:
Your Page it will cause disappear,
Who waits on you against your will;
To gather it I shall you lear,
In my own Yard of Stonny bill.

But when I dread that would not work
I underthought me of a wyle,
How I might at my leisure lurk,
My graceless Guardian to beguile:
It's but my galloping a mile,
Through Cannogate with little loss;
Till I have Sanctuary a while
Within the Girth of Abbey Closs:

There I wan in, and blyth Was I
When to the inner Court I drew
My Governour I did defy,
For joy I clapt my wings and crew,
There Messengers dare not pursue,
Nor with their wands mens Shoulder Steer
There dwells distressed Lairds enew,
In peace though they have little gear

There twa hours I did not tarrie
Till my blest fortune was to see
A sight sure by the mights of Marie,
Of that brave Duke of Albanie;
Where one blink of his Princly eye
Put that foul foondling to the night,
Fra me be banisht povertie,
And gart him take his last goodnight.

1680